Михаил КАРАСИК |
|
ПРОСТРАННЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ
ОБ АСКЕТИЗМЕ |
отрывок из книги, С-Пб, 1995; текст печатается с сокращением; рисунок автора
Город весь словно вымер. На улицах было пустынно, и только беспородные исхудавшие собаки небольшими стайками перебегали от одной тени к другой.
Эти легкие тени, отбрасываемые почти увядшими деревцами, несли кратковременное спасение от жары. Мечетей здесь было больше, чем жилых домов,
скорее походивших на маленькие семейные крепости с узкими и редкими щелями окон и глухими воротами, соединявшими их с внешним миром.
Иногда у стен мечетей вырастали странные существа, похожие на каменные наросты или раковины, с годами образовавшиеся на древних стенах.
Это были дервиши. Я боялся их долго рассматривать. Их взгляды излучали злобу. Возможно, они зашипели бы как змеи или стали бросать камни,
если бы я подошел ближе. Мне хотелось побыстрее выйти из этой части города и наконец добраться до цели моего путешествия – известного на всю Среднюю Азию Кокандского базара.
Я метался по узким улицам, стараясь быстрее выбраться из этого безмолвного и пугающего лабиринта. Внезапно в нише полуразвалившейся старой мечети я заметил
совсем изможденного человека. Он выглядел старше других дервишей и казался совсем отрешенным от жизни. Тело его было высохшим и почерневшим от солнца.
Бритая голова в войлочной шапочке с длинной редкой нечесаной бородой закинута кверху. Веки чуть приоткрыты, и пустой невидящий взор обращен к небу.
Незаметно для себя я забыл о поисках и уже продолжал свой путь механически, по инерции. Я шел дальше, но мысли мои постоянно возвращались к одинокому дервишу,
скорее похожему на деревянную скульптуру. Его телесная оболочка говорила о многолетней жизни аскета, который постоянно истязал свою плоть долгими пешими переходами,
скудной одеждой и едой, подаваемой добрыми людьми, или отбросами с рыночных помоек. Аскетичная жизнь этих дервишей так не похожа на жизнь других людей в Азии,
где всё кажется одним бесконечным праздником – где шумные и многолюдные базары, где свадьбы длятся неделями, гости исчисляются сотнями, подарки — сундуками и отарами,
где любят яркие одежды. И только эти странные пришельцы из других миров говорят о том, что есть иной смысл и иные ценности в жизни, чем рождение ребенка,
обряд обрезания сына, свадьба, гости, застолье и даже похороны, превращенные в печальный, но праздничный ритуал.
|
| 
Наконец я добрался до той части Коканда, где начинаются дальние подступы к рынку. На улицах стали появляться люди, и, казалось, все они стекаются к одной точке.
Прямо на дороге на корточках в нише сидели торговцы, перед ними были расстелены грязные полотнища или платки, на которых лежал всякий хлам.
Больше всего впечатляли огрызки старых простых карандашей в три–пять сантиметров длиной, гнутые ржавые гвозди, вышедшие из строя примитивные инструменты,
детали и останки неведомых механизмов. Продавцов всяких странностей было очень много. Они заполняли все улицы вокруг рыночной площади.
Эта часть города составляла в воскресные дни один огромный Кокандский базар, бесконечный человеческий муравейник, где все кричат,
толкаются, спорят, покупают и продают, глазеют, обманывают, воруют, жуют горький наркотический табак «нас», а потом пьют
чай и едят жирный плов в многочисленных рыночных чайханах.
В этом странном неожиданном месиве, где всё – лица, товары, узлы, запахи – переплелось в один экзотический мир, меня поразил человек,
перед которым на земле стояла трехлитровая банка с засушенной змеей. Я спросил его: «Кто это купит?».
Он не обиделся на мой глупый вопрос, как не обиделся бы и продавец ломаных карандашей и гнутых ржавых гвоздей.
«На всякий товар есть свой покупатель, а вяленая змея может придать человеку силы, вылечить от радикулита и сделать умнее».
Неожиданно для себя я оказался в страшной толчее, где не было
ни прилавков, ни мешков, ни ящиков, ни пирамид из фруктов и овощей,
а только одна бурлящая, толкающаяся толпа людей. Она мгновенно засосала меня своей человеческой воронкой в самый центр рыночной площади,
где со всех сторон наступали странные и крикливые существа. Они что-то предлагали мне, но я не понимал, что им от меня нужно.
Казалось, что я медленно поднимаюсь над этой ревущей толпой, площадью, улицами старого города. Я с усилием следил за собой снизу,
только бы не потерять своего двойника там, наверху, в холодной голубизне азиатского неба.
Люди вокруг продолжали толкаться и кричать, кто-то теребил за руки и плечи, кто-то тряс перед моим лицом индийской тканью с золоченым шитьем,
мешая следить за тем, что было видно только мне одному...
|
|
