splash page contents


Елена ШАЛЕВА

ПРОВАЛ

Место, в котором меня угораздило жить, – загадочно: приметы времени и цивилизации рассеиваются в нём, как домашняя пыль. Вокруг функционирует крупный город, а там ничего не функционирует, — город прерывается, образуется провал. Провал называется «овраг». Или «О!-враг».

ОБ УКЛАДЕ ЖИЗНИ
Уклад жизни в овраге иной, чем там, в городе, ведь сок жизни – вода – редко у кого бежит прирученной струйкой из крана.
Воду приходится добывать из редких и неблизких колонок. Дорога к ним почти круглый год тяжела-непролазна, мать вашу. Есть всегда неровно стоящий на ногах «водопровод» — Белокурый (Сергей), но он часто выходит из строя. Такса за ведро устойчива – 1 руб. много лет. Иногда Белокурый просит еды вместо денег. Нередко глубокой ночью раздаются звонки в моей квартире – «водопровод» предлагает свои услуги, просит сигаретку или просто 5 рублей. Отработанную влагу тоже надо куда-то пристраивать. Куда? Куда-нибудь, никто и не ломает над этой ерундой голову – в пространство её, с размахом, чтоб взлетела перед приземлением.

О СВАЛКАХ
Они везде. Это природа оврага.
Соседи часто припоминают какие-то былинные времена, когда их (помоек) и в помине не было, а была какая-то буколическая благодать окрест и пели соловьи. Соловьёв почему-то поминают с особой тоской – может, зычные перебранки соседских женщин (о, эти голоса, этот «открытый звук» с опорой на диафрагму) заставляют вспоминать угасшие трели…

О ПОДЗЕМНОЙ РЕКЕ
Соседка Лида – коренная местная жительница. Бабушка её в позапрошлом ХIХ веке жила здесь же. По рассказам бабушки, река по оврагу текла мощная, полноводная, с прозрачной как слеза водой, и плавали по ней туда-сюда барки. А после дождя витал в воздухе аромат чистой речной воды. Сама Лида помнит, как в 50-е годы прошлого века купались в этой уже обмелевшей речке и ловили рыбу. Текла она аккурат мимо наших домов.
Поверить в это теперь невозможно.

ОВРАГ И ЛИТЕРАТУРА
На моей книжной полке есть одна особенная книга: «Золотой осёл и другие сочинения» Апулея. На титульном листе надпись:
На добрую память Лене
В день нашего случайного
Знакомства от Саши.
16.XII.01.
Выведена эта надпись дрожащей, глубоко нетрезвой рукой.
Человек лет шестидесяти по имени Саша вышел из дома на заснеженную улицу, чтобы обменять свой десятидневный запой на порцию морозного воздуха.
Для ускорения обменных процессов человек стал возить санки на крутую гору за моей трёхлетней дочкой. Когда баланс был восстановлен, человек галантно мне представился Сашей и поведал, глядя в небо, что запой его – следствие поминок по умершей матери, что хорошая она была женщина, сумела его достойно воспитать – ведь всю жизнь он был директором магазина… Но он, Саша, всегда любил книги, хоть магазин его, конечно, никогда не был книжным. Книги он собирал, читал и этим оказывался чуждым своей среде.
После этой преамбулы Саша стал цитировать что-то из своих любимых вагантов. Оказалось, что он вообще поклонник средневековой поэзии. В дальнейшем нашем диалоге упоминались, в основном, поэты: Рильке, Цветаева, Ахматова, Пастернак, Мандельштам… Имя последнего заставило Сашу удалиться в свой дом. Оттуда он вышел, неся мне в подарок две книги – миниатюрный сборник Мандельштама и уже упомянутого Апулея. Бледная от мороза пишущая паста надёжно зафиксировала эфирный налёт романтизма, невесть откуда взявшегося в наших местах в тот момент. Перед нами открывалась идиллическая панорама убелённого свежим снегом оврага. Непролазная овражная трясина, украшенная разноцветьем бытовых и промышленных отходов, ненадолго усмирилась-успокоилась в тисках минусовой по Цельсию, сыграла-таки роль русской природы, всегда сопереживающей персонажам, как это бывает в лучших произведениях русской литературы. Сашу я встречала с тех пор ещё не раз, но он никогда не узнавал меня.

О СЕБЕ
Я – тоже персонаж, вполне достойный этого примечательного места, придаю ему дополнительный объём, так сказать, дополняю разношерстную картину местного народонаселения. Когда я вхожу в образ приятной во всех отношениях дамы бальзаковского возраста с высшим образованием и утончённым вкусом, – обувь, по щиколотку хлебнувшая овражной трясины, предательски выдаёт место моего обитания.

splash page contents