«…Презрев советы друзей и убеждения матери, М.М.Корнеев прикрыл торговлю сапожными товарами и открыл гостиницу с номерами под громким названием «Прогресс». …Дело пошло. …Гром и шум не переставали в «Москве» у г. Барыкина и в ресторане г. Корнеева, который задумал удивить саратовцев образованием зимнего тропического сада. И действительно удивил. В Москве покупались пальмы, из коих были великолепные экземпляры (например, латания в обхват), выстроена была стеклянная зала, с искусственными гротами и пещерами, с висящими киосками и беседками; посредине зала бил фонтан, лаская слух беспрерывным журчанием льющихся струй, ...и над всем этим мирным уголком экзотической зелени носился предприимчивый дух г. Корнеева, всё измышлявшего, что бы сделать ещё такого, от чего ударило бы саратовцев в глаза и в нос… «Иродово племя» появилось и у него: что там ни измышляй, а лучше Григория Ивановича не выдумаешь по части заманивания публики.
Сначала в «тропический сад» г. Корнеева, как на диковинку, бросилась было и порядочная публика (даже дамы), но два-три громких скандала заставили саратовцев разбежаться и отбили у них (т.е. у порядочной части общества) охоту пить чай под тенью широколиственной пальмы. Даже пальмы, эти дети жгучей Африки и палящих лучей Индии, задумались и поникли листьями, глядя на разгул и ночные оргии сынов снежных равнин и морозов. Ни Африка, ни Индия, где люди едят в день горсть фиников и рису, где пьют глоток доморощенного вина, – ни одна из этих стран не могла дать и приблизительного понятия о том – как надо пить и как действительно пьют русские люди. Латании только содрогались листьями при виде гулявшей компании.

И пить будем, и гулять будем! –

неслось из цыганских уст, которым с визгом поддакивали любители из публики. Среди шума, гама, пения и музыки нередко раздавались звуки оплеух и крики дравшихся людей. Сам г. Корнеев, присвоивший себе титул «директора» и величаво носивший его (он с гордостью говорил, что в Саратове их, директоров, только трое!), сам он был скор на руку и действовал ею твёрдо и с ловкостью боксёра.»

В Великой книге почтовых отправлений сказано, что запрещено ввозить в Республику Уганда ножи; спички; светящиеся циферблаты; жидкий целлулоид; наркотики; фальшивые марки и печати; оружие, боеприпасы; разлагающиеся биологические вещества (в посылках); японские кисточки для бритья; несъедобные продукты; сгущённое молоко менее 9% жирности; живых животных; гербы; фальшивые монеты; банковские билеты и другие знаки оплаты; принадлежности иностранных лотерей; предметы оскорбительного характера; воспламеняющиеся жидкости; товары, поступающие из Южной Африки и Португалии.

Некоторые предметы, допущенные к ввозу условно: опиум, морфий, кокаин и другие наркотики – при наличии у адресата разрешения Главного врача в Энтеббе, Республика Уганда; вещи, бывшие в употреблении, – при наличии свидетельства о дезинфекции; паразиты, истребители насекомых, разлагающиеся биологические субстанции – в порядке обмена между официально признанными предприятиями, в упаковке, соответствующей положениям Всемирной почтовой конвенции; слитки, монеты – только в посылках с объявленной ценностью; униформа, оружие, драгоценные металлы, порнография – при наличии разрешения Комиссариата таможни.

Тропический зимний сад достоин был того, чтобы увековечить его на полотне и бумаге… Вечер. Кончается театр, и публика разъезжается. По домам и по другим местам города.
– Эй, – кричит один приятель другому, – махнём в Корнеевку?
– Идёт! – Едут... Громадные шапки густолиственных пальм пропадают в облаках табачного дыма, откуда, точно птичьи гнёзда, выглядывают то там, то здесь маленькие кабинетики, устроенные под крышей. …Со стеклянной крыши каплет дождём – это охлаждающийся пар людского дыхания; запахи самые противные и вместе разнообразные носятся в угарной атмосфере; слышится подопрелый «дух» земли, исходящий от бесчисленных банок с растениями; звучит разбиваемая посуда, раздаётся орание песен, и вдруг, точно обезумевшие, гремят трубы оркестра, потопляя в своих звуках начинающийся скандал…
– Эй, эфиопы! – кричит какой-нибудь купец, сорвавшийся из картинной галереи И.Ф.Горбунова.
– Эй! Разделывай «Москву»!
Цыгане схватываются как оглашённые, бренчат гитарами и заводят романс:
– Ах, Москва, Москва, Москва…
А вот в укромном уголку, закрытом ползущим плющом, обвившим грот своею цепкою бледно-зелёною листвою, уселась компания земцев и адвокатов: эти кутят без крика, но вплотную и пьют мёртвую. Не довольствуясь существующими винами, не удовлетворяясь их крепостью и вкусом, они тянут «медведя» – нечто убийственное по своей чудовищной помеси. Вместе сливается разное вино, делается механическая (а может быть, и химическая) смесь какой-то спиртовой бурды, которая под названием «медведя» распивается артистами-кутилами…
– Я негр! – кричит один из хвативших медведя и, хотя он обитает на какой-нибудь Крапивной улице в Саратове, а всё требует, чтоб его свезли в Африку…
Далеко за полночь; дело близко к рассвету, и яркие зимние звёзды, блистающие в небесной синеве всеми цветами драгоценных каменьев, уже бледнеют и исчезают в пробуждающемся дневном свете. В монастыре глухо ударили в колокол, и звуки его, дрожа и переливаясь в морозном воздухе, понеслись над городом, будя уснувшее трезвое население Саратова. А кутилы всё ещё колеблющимися шагами шляются между лавровых деревьев и пальмовых кустов «тропического сада».
Пора домой. … До свидания, дружище.