Я чертовски привлекательна: хрупкие пальчики, ямочка на левой щеке и серые глаза с коричневыми квадратиками.
У меня невыносимо лёгкая походка и постоянное ощущение звенящей пустоты в голове. Иногда мне кажется, что я могла бы — как в сказке про
Русалочку — собрать в охапку все мои сокровища (пальчики, ямочку, квадратики), собрать всё это добро и обменять на проблески сознания.
Хотя бы перед сном. Хотя бы во сне!
Да только где она, моя морская ведьма?
30.12.2002
На школьной вечеринке имела успех в наряде «Проснись и пой» — на мне было 29 колокольчиков! Но всё же самой популярной оказалась
Татьяна Романовна, потому что она пришла в виде новогодней Козы. Все её трогали на счастье, особенно завхоз. Ещё там были Белочка,
Ночная Бабочка и почему-то сразу две Свиньи. Потом возле ёлки надо было читать стишок за профкомовскую конфету.
Полина Николаевна влезла на табурет и противным детским голосом заверещала: «У меня трусы в горошек...» — и я как-то сразу поникла,
как лютик запоздалый. Как-то сразу закисла на этом празднике жизни. Пришлось сильно выпить водки.
Сон, понятное дело, вспомнить не смогла.
16.02.2003
Я пронзительно одинока. Вот уже третий раз кричу из кухни: «Скоко капель водки капать в тарелку с ухой?», но никто не отозвался, не сказал
тёплым участливым голосом: «Да ну, Лена, выливай всю бутылку!» Я подумала, подумала и налила столовую ложку.
На всякий случай ещё граммов пятьдесят выпила. На всякий случай.
Правда, иногда жизнь сгущается вокруг меня: пропавшую руну словно кто-то подбрасывает на середину комнаты, последнее слово
фразы эхом отражает радиоэфир, люди и события начинают рифмоваться... Ты же стоишь в центре этой банки со сгущёнкой (уже и ноги слегка увязли),
гулко стучишь по жести: жизнь! куда несёшься ты? — нет мне ответа...
На ночь перечитывала бессмертную пьесу Горького. И был мне за это сон: рыбы пробили дно аквариума.
03.05.2003
В кастрюле вторую неделю мокнет пасхальная шелуха: плесень цвета морской волны на бордовом фоне. От запаха уже слегка мутит — но как выплеснуть красоту?
Тем временем процесс разложения прогрессирует. Плесень с её гибельной эстетикой совсем меня извела, и я, как какой-нибудь Гумилёв,
бесцельно переставляю кастрюлю с места на место. Не съесть ведь! Не выпить! Не поцеловать!
Хотя... Вот был же у Дали с Галой какой-то там кролик особенно любимый. Умница, почти говорящий. Уж так любили они его, мама дорогая!
Так любили, что Гала взяла и сварила однажды бульон из крольчатины. «Теперь, — говорит, — он весь — во мне».
Несмотря на то что мои психоэмоциональные нарушения требуют немедленной коррекции, до Галы мне ещё далеко.
12.08.2003
Полгода я не записывала сны. Полгода! Их уже не вернуть — они вытекли поутру, растаяли в кофейном дымке, расплавились под струёй фена...
Незаписанный сон не останавливает мгновение — прекрасно оно или нет, его надо останавливать здесь и сейчас, иначе что же останется?
Хриплое nevermore и вороний помёт.
Спасибо тебе, подруга моя далёкая, подмосковная! Кто знает, сколько бы я ещё хранила молчание во глубине, если бы не твой рисунок в этой тетрадке.
Дело в том, что Вероника — дипломированный психолог, и ничего просто так она не нарисует. Если это и есть важнейший архетип её подсознания,
то тут и без Леви-Строса ясен пень. Ведь именно так (о, сколько раз!) и я представляла эту первичную пяту человечества, семя вселенной,
символ осознания — Гла и Дья, сакральных близнецов, возникших из голоса пустоты. Это мой любимый миф, я от его эротики просто глохну на левое ухо!
Короче, Гла и Дья первым делом выделили влагу — думаю, со смутным и нежным таким запахом, молочно-прозрачную, тёплую и трепетную.
Через некоторое время она кристаллизовалась в сверкающие ледяные объекты. Это было прекрасно, но скучно:
а где мировые вопросы, где взахлёб и навзрыд?
Близнецы плюнули на эту застывшую гармонию и всё на фиг растопили. В результате возник потенциал — невидимый и беззвучный.
Его хватило ещё на одну заморозку. И ещё на одну плавку. Так они замораживали и плавили, плавили и замораживали.
А потенциал-то всё рос! И Гла наконец вдохнула движение во вселенскую душу.
Понятно, что все эти плавки-заморозки проходили без всякой контрацепции — в итоге сверхмощный взрыв и возникновение материи.
Она была тяжёлая, могучая, но главное — вибрировала постоянно! Подрагивала, поёживалась, всхрюкивала, ахала и охала.
Вот эта вибрация и помогла выделению из слипшейся массы ещё не созданных предметов их знаков и имён.
Дальше — просто: осознание через самоидентификацию — тошнота — самовоспроизводство — и даёшь свободную вибрацию!
Примерно так рассказывает об этом западноафриканское племя бамбара, и, видимо, именно этот космический факинг и пыталась изобразить Вероника.
Как и следовало ожидать, ночью снова собирала грибы. Лес мне всегда снится сквозной, мусорный, затоптанный, а грибы — всё больше поганки.
На этот раз я ходила по сырому подземному переходу. Нашла три подосиновика. Червивые.
13.08.2003
Сейчас Саша прочитал мои записи и говорит: «Это не Вероника рисовала. Дура! Это я ей начертил, как с площади Свободы до Советского рынка доехать».
24.08.2003
Утром Саша рассказал та-акой роскошный сон — маленькая жизнь. А я чувствовала свой, но не смогла вспомнить. Так возник тост: чтобы сны не забывались!
Тут на пороге возник хмурый утренний зомби и Алёниным голосом заявил, что хрупкий детский сон снова был грубо нарушен моим идиотским смехом.
А я говорю со значением:
— А вот некоторые его называют заводным.
— Правильно, заводным: от него машины заводятся и уезжают, — сказал Саша.
Что обидно, он прав.
27.08.2003
Сегодня была приёмка школы. Комиссия из РУО обходила этаж за этажом, и, опережая её, уже летел заполошный слух:
инспектор пожарной охраны задаёт жёсткие вопросы.
— Ой, девчонки, а что за вопросы-то?
— Ну типа: что делать в случае пожара?
— Тушить! — выдыхаем хором с Галиной Фёдоровной.
— Вот и Екатерина Александровна так ответила. Влетело ей! Оказывается, тушить пожарные будут, а наше дело — журнал к груди, грудь навыкат, а детей на выход.
И гори оно всё синим пламенем!
Пока я повторяла про себя алгоритм, бесшумно подкрался инспектор. «Есть, — говорит, — у меня именно к Вам вопрос. Где тут у вас...» — и замялся.
«Мужской — на втором этаже!» — отвечаю убеждённо. «Да нет, где тут огнетушитель, ближайший к Вам?» Я как забегаю зрачками по этажу!
Где хоть он вообще-то быть может? Вот ведь как, подлец, сформулировал; это с моим-то глазомером, да после вчерашнего...
«Да вон же он, прибор этот! — кричу. — Правда, не близко, но добегу! Зубами на скаку открою! В горящую избу войду!»
Короче, вломили и мне по полной программе. Оказалось, что ближайший был прямо за моей спиной.
Во сне я сидела на обрыве в парке «Швейцария»: сзади — рожь, внизу — пропасть, а гортань сжимало что-то кислое и металлическое.
Было так больно! Меня так и подмывало спрыгнуть — вслед за ускользающей жизнью.
Но тут начался такой фейерверк! Он громыхал, трещал, дробился и взрывал лохматые хризантемы. Я визжала от упоения этим живительным грохотом,
этой небесной тахикардией, я визжала до хрипоты.
И тут кто-то сказал из-за моей спины (пожарник, что ли?): «Чё разоралась-то? Фейерверк теперь будет каждый день».
Тихо так сказал, бесцветным голосом, но я услышала — и проснулась.
31.08.2003
— И не забудь тридцать рублей на камеру пыток!
Алёнка староста, поэтому с утра висит на телефоне. Именно так — ехидным курсивом и без кавычек — она и произносит название выставки,
на которую их класс ведут в День знаний. Накануне первого сентября я глубоко солидарна с её интонацией.
Сегодня были такие замечательные тосты: и за то, что прямо в руки легло, и за всё, что горело светло, и чтоб листьев не обожгло,
веток не обломало...
Вечером диалог:
— Слышь, пап, ты мне на День рождения кошечку презентуй. Дёшево — и со вкусом. А я с завтрашнего дня буду себя хорошо вести.
— И будешь это делать четырнадцать лет — пока кошка не сдохнет...
Лежат в обнимку на фоне видео для релаксации: «Лучшие закаты лета». Я смотрю — айсберги какие-то.
Говорю: «А где закаты-то?» А Алёна расслабленно так: «Да не в закатах уже дело...»
Ночью видела жуткое. Алёна умерла, и это как-то связано с её неудачами по живописи и графике.
Я кляну себя, что отдала её в дизайн-класс, собираю всякие справки-документы — и вдруг горестно натыкаюсь на список
внеклассной литературы для летнего чтения. Держу листок в руках и с щемящей горечью (словесник всё-таки) думаю: «Уже никогда не прочитает».
И тут меня, как в набоковском рассказе, пробивает. Я содрогаюсь от слёз — во сне и наяву.
01.09.2003
Утром пересказываю сон Алёне, а она:
— Да ладно тебе, я всё равно бы читать эту муру не стала.
Алёнка отличница, но её рассказы о том, за что ей ставят пятёрки, вызывают у меня стойкий профессиональный интерес.
— ...И она мне говорит: «Садись, троечка». А я ей: «Хотите, я про Робин Гуда лучше расскажу?» И по-нес-лось...
— ...Когда история России — тогда просто. Меня спросят: «Кто с кем сражался?» А я: «Конечно, наши с врагами».
А она: «Ну а кто победил?» А я: «У историков разное мнение по этому поводу...» А она: «А кто хоть враги-то?»
А я: «Да они все на одно лицо, эти проклятые захватчики!» А вот когда всемирная история — там сложнее...
Первое сентября было классическим: яркое солнце, а вечером толпы пьяных детей.
15.09.2003
Вчера праздновали День города. По «Нашему радио» завистливо сказали: «Ну почему как в Нижнем День города — так Земфира, а как в Москве — так Газманов?!»
Но вместо Земфиры на площади Минина был Апокалипсис: Буйнов кричал, что он нижегородский бамбук, на девушках бились в истерике синие мигалки,
а молодые люди помахивали поролоновыми ушами ядовитого цвета и с хрустом топтались по разбитому стеклу. От кремлёвских башен несло мочой,
и густо и тревожно стелился дым от шашлычных.
Я вспомнила, как неделю назад меня и мой 10 А погнали на открытие местных Игр доброй воли. Когда праздник достиг апогея и
о головы юных каратистов добили последнюю доску, на сцене зажгли фейерверк. Он сразу что-то прожёг у местного руководства,
и его начали поливать из шлангов, смыв попутно детский танцевальный коллектив. С Волги дуло, бессмысленно и беспощадно,
и — чтобы выжить – мы танцевали не хуже смытых танцоров. И тут заиграл ансамбль народных инструментов (ложки-балалайки) —
он стучал и бренчал под фанеру! Это был апофеоз. Я рыдала от смеха — и зелёные струйки под леденящим волжским ветром застывали на моих щеках.
25.10.2003
На подоконнике снег, первый, сырой, неверный, так — запах и чмоканье. Я макаю в него пыльную тряпку и стираю с доски очередное
С добрым утром, Елена Станиславовна! Ужасно жаль стирать, но если увидит администрация, поймёт: опять опоздала.
На днях на все деревья с Покровки намотают лампочки и будут у нас Елисейские поля. Душа моя — Элизиум теней...
Вот уже в который раз мне снится фейерверк — негромкий такой, потому что я смотрю на него через двойные рамы.
Словно Новый год или Рождество, далёкая музыка — а я стою горячим лбом в морозное стекло и понимаю, что мне туда нельзя. Просыпаюсь изнурённой.
Гад пожарник, не соврал про фейерверки.
06.11.2003
Я вот тут придумала название для дебютного поэтического сборника: «Выкидыш». Радикально, но ёмко.
Смотрела сегодня передачу о Блоке. К нему матроса подселили в порядке уплотнения: я думаю, пахло кокаином и было матерно.
Блок ему даже морду краснофлотскую как-то набить порывался, но что-то его отвлекло. А Гиппиус узнала про матроса, долго злобно смеялась,
а потом сказала: «Жалко, что одного подселили, а не двенадцать». Стихи она писала, конечно, пошлые, а вот мыслила концептуально.
Снилась улица, ведущая к Волге (на месте Чкаловской лестницы), а слева и справа были руины кремля.
Я, как сталкер какой, бродила, бродила — пыль, мрак и ничего человеческого — и вдруг заметила зачатки некоторой коммуникации
(раковины с водой, тусклые лампочки). Пригляделась и увидела робкие столики. «Чё это вы тут делаете, а?» — спрашиваю.
«А это, — отвечают мне, — несанкционированное — тсс! — кафе. Власти не знают! Кофе будешь?»
Я прикинула, сколько может стоить кофеёк этот андеграундный, и пошла себе мимо.
Вот когда всплывает моё истинное лицо! Ночное подсознание не проведёшь: мне казалось, что я безбашенная и расточительная, а я осторожная и прижимистая.
20.12.2003
Алёна (мечтательно):
— Вот хомяки родят хомячат — если их будет много, я одного раздавлю и посмотрю, что у них там в разрезе. Хомяки мне биологически интересны.
Из рассказа Саши:
— Вхожу я, а Алёна подавленным голосом: «Представляешь, он умер!» У меня аж сердце прихватило: неужели хомяка замучила?
А она: «Нео из «Матрицы» умер». «Тьфу ты, господи, — думаю,— слава богу». А Алёна: «И Тринити тоже…» Да пошли они все в жопу, лишь бы хомяки жили!
И этот латентный юннат когда-то обещал, что если мы заведём хомяков, то они запорхают с четвёртого этажа, как бабочки...
Скоро Новый год и на площади Минина наставили фанерных избушек — на них нарисована разная живность с отверстиями вместо морд.
Очень интересный интерактивный проект: ты невольно оказываешься перед выбором, а куда же тебе рожу-то засунуть? В медведя или в зайчика?
В Снегурочку или в Чебурашку на лыжах? — Ну это уж как внутреннее ощущение подскажет.
А у Алёны начались навязчивые разговоры о подарках; эта тема накануне праздников буквально сжигает её изнутри. Хлопья пепла плавно кружат по комнате:
— …А сладких подарков, женщина, я тебе больше дарить не буду. Подарила на твой День рожденья конфеты с коньяком — и где они?!! Все сожрала!!!
14.03.2004
Вчера была субботняя дискотека «Соседям — от души». После вчерашнего забоя опо-хмеляемся тихим утренним джазом.
Сверху и снизу проснулись соседи и осторожно застучали на фортепьянах что-то глубоко классическое.
Вот как наш музыкальный вкус стимулирует тягу к прекрасному!
А ночью мне впервые за долгое время приснился сон с человеческим лицом.
Сначала Саша на пачке LM нацарапал имя любимого композитора. Я так хотела послушать эту музыку, но мне ещё ни разу ничего не удалось прочитать во сне!
Я бестолково крутила пачку в руках, но буквы слипались, а в голове стоял семантический шум.
Потом он что-то написал на классной доске каким-то руническим почерком. Я и не надеялась прочесть, но вдруг — впервые! — прочитала:
«Лена подарила мне любовь к жизни». Я смотрела на доску во все глаза, пытаясь запомнить, потому что знала: утром смысл обернётся какой-нибудь глупой изнанкой.
И тут я поняла, что найден идеальный слоган для моего могильного камня! Она дарила любовь к жизни. А то пишут всякую кислую дребедень.
Да и камня не надо, доска вполне крепкая…
Так бы до рассвета я пялилась на эту надпись, но внезапно из ночного коридора материализовались бодрые шестиклассники с ведрами и швабрами и мгновенно всё стёрли.
Тимуровцы, блин, нет им покоя.
Как ни странно, утром фраза не перевернулась.
02.04.2004
Сегодня сдох Доди-Доди-Доди-До. Он был бойким и жизнерадостным хомячком, а теперь у него стеклянные глаза.
Короче, глажу я его печально — и тут звонок. Стрелков из Лондона. Счастьем делится:
— Ленка, я звоню из Гайд-парка! У нас день, солнце, +15, и я кормлю с руки белку!
— Женя, а у нас ночь, снег, –5, и я держу в руке мёртвого хомяка…
Сон был под стать. Урок русского, очень шумно. Дети разбирают со всех сторон слово граница. Шум нарастает; я чувствую бессилие,
слепую ярость — но меня уже почти никто не воспринимает всерьёз! Тут входит завуч. Достойно так вносит своё тело — и все затихают!
Захлопываются прямо! А я иду за журналом, потому что мерная ходьба меня всегда успокаивает. Возвращаюсь — и что же я вижу?
Мой класс с бесшумной ловкостью пишет под диктовку: завуч победоносно ведёт урок.
И у меня свинчивает крышку.
— Предатели! — кричу я в школьное пространство. — Всё. Ухожу. Но перед этим — правда.
И тут меня как понесло! Я резала правду-матку, как заправский хирург-гинеколог. И меня так колбасило!
Потом я пошла в учительскую писать заявление об уходе, а там — как обычно — фуршет. Галина Александровна решила всех блинами накормить
(сейчас-то я понимаю, что это были поминки по русской литературе). Все заняты блинами, а я тщетно пытаюсь найти чистую тетрадку.
«Дайте, — говорю, — листок!» И директор Нина Михайловна (наивная, чистая душа) несёт (ничего не подозревая), несёт (с радостной готовностью), уже несёт…
И я понимаю: это конец.
А пистолет я забыла дома.
25.06.2004
Стрелков приехал с очередного фестиваля актуального искусства:
— Зря говорят, что Петербург бандитский.
Я гулял по парку Кирова, помахивая литровой бутылкой водки, — и хоть бы хрен. И только в кафе «Идеальная чашка» мне деликатно сказали:
«Простите…» А вот Кронштадт — воровской.
(В Кронштадте у него со стенда увели плеер.) Вообще, Евгений — при всей его возрожденческой гениальности
и вырожденческой порядочности — удивительно лёгкая добыча. Год назад он у меня на глазах сам вложил сто баксов в распластанную ладонь явного жулика,
от которого просто пахло воровством. Прихожу домой, а в ящике астролог:
— Сегодняшний день был связан с авариями в авиации и неполадками в электронике.
— Вот, — говорю, — Женька и пострадал.
А Алёна:
— Это что — авария в небе или сбой системы? Тоже мне, Терминатор с «Дирижабля»…
16.07.2004
Утром телефонный звонок. Незнакомый голос с похмельной тягучестью:
— Привет...
— Привет...
— Лена?
— Да.
— Ты меня узнаёшь?
— Нет.
— А ты — Лена?!
— Лена.
— Да какая же ты Лена тогда?!!
Я повесила трубку и загрустила.
Иногда мне хочется заснуть —
и не просыпаться. |
