splash page contents

Борис КАЗИМИРОВ
вариации на тему «зоны»
Z O N E
Гийома Аполлинера
Тебе в обрюзгшем городе душно, Эйфелева башня,
пастушка, послушай,
Тебе надоели и Рим, и Эллада, и автомобиль старый, как
Илиада,
И здесь христианство живет до сих пор,
Устремленное в небо, как аэропорт...
Глотаешь проспекты, афиши, буклеты, каталоги, детективов
сюжеты,
Кроссворды, комиксы, звезд похожденья, газеты, журналы, программы и прочее чтенье…
Я видел улочку, не помню где,
На ней играло солнце, словно на трубе,
Там с понедельника утра до вечера субботы
По ней проходят на работу и с работы,
Директора, рабочие и офисов красотки
Снуют туда-сюда четыре раза в сутки,
Три раза стонет по утрам гудок, будя от сна,
Зло рявкает в двенадцать дня,
Пестрят на стенах объявленья, призывая,
Крикливы, яркие, как попугаи,
Мне дорог заводской тупик в Париже
У авеню де Тери к Омон – Тьевиль поближе.
На улочке, еще почти подросток,
ты с мамой в маечке идешь матросской;
Мать Бога на иконке, с Рене Дализом дружен,
И нравится тебе обряд церковной службы…
Поднявшись утром, газ чуть-чуть открытый,
И у колледжа в часовенке молитвы…
Cнятый с креста, воскреснув в воскресение,
Бог воспаряет в небеса вне тяготения…
Людских молений куст вечнозеленый, жертвою в вечную
жизнь воплощенный...
Глядят зеваки, рот раскрыв из преисподней, и пьяные
волхвы, как в Иудее – и сегодня,
Мужик затылок чешет: Ну – пилот!
И стая ангелов летит под небосвод,
Илья-Пророк, Икар, Енох
летят эскортом возле ног.
Садится айроплан, раскинув крылья,
и стаи ласточек от взгляда солнце скрыли,
Орлы парят, и ястребы проносятся по небу миг за мигом,
За марабу из Африки летят фламинго,
и из Америки летят колибри-крошки,
И падает со страшным криком коршун...
И птица Феникс, возродясь из пекла,
как снегом, сыплет раскаленным пеплом,
И три тревожные сирены
кружат над островом средь пены,
Раскинул крылья кондор, словно планер, и голубь взмыл,
Под ним на поле замер лайнер.
Взмывающий в небо над всеми пилотами –
Рекорды выси и скорости над самолетами.
И здесь его дух живет до сих пор,
Устремленный в небо Нотр-Дама аэропорт.
Бредешь в толпе один, никто,
Автобусы мычат и мчат авто,
Лицо в толпе не тонет, в ледяном
Кольце в тумане, вспоминаешь дом,
Ты б в прошлом мог в монастыре укрыться,
Но смысла нет и совестно молиться,
Смех над собою – ада пламя,
И жизнь в горящей золоченой раме,
Висит картина в сумраке музея,
И ты стоишь и на нее глазеешь…
Заката кровь на женских лицах.
Любви агония на площадях столицы…
Взгляд Богоматери в соборе жжет,
Христова кровь с холма течет…
Я слов обмолвкой в милом вздоре болен,
Страдаю от постыдной, вновь, любови,
В бреду и бдении хранит от смерти лик,
Он в сердце, словно боль и КРИК…
На Средиземноморском берегу – в тени – лимона – аромат – в цвету,
Катают – в лодке – с юга парни,
Глядишь на спрутов, рыб – и прочих тварей.
Терраса – ресторанчика – в предместье,
И розы в вазе – и бумаги листик,
Ты счастлив, глядя, позабыв – про строчку прозы,
Как дремлет – шмель, забравшись – в сердце розы.
Ты в прошлое – забрел – сюда случайно,
Под вечер – подымаясь на Градчаны,
Ты слышишь пение в корчме, ты оживаешь, умерший, на дне,
И – ожил – вновь – в камнях Святого Витта
и ослеп от света ты.
В отеле du Jean’ ты в Кобленце, в Марселе рынок,
где лежат арбузы, как коты.
Ты в Риме – под японской – мушмулой.
Ты в Амстердаме – с дамой страшною одной,
За комнату – почасовая такса – дней пару там пробыл
– и в Гауда смотался.
В Париже – ты под следствием, в тюрьме,
За кражу живописи – словно вор ты портмоне.
Свет – видел, лжи – не слыша, не считая лет, успех и горе
знал,
Как – юный в тридцать от любви страдал,
безумно годы промотал,
Ты – взгляд – испуг – от рук – отводишь свой, любимая,
я плачу над тобой.
Ты в баре – перед стойкой, где пролитый
След кофе – за два су – пьешь с горемыкой,
Ты в шумном ресторане, поздней ночью.
Не злы здесь женщины, и та, и эта денег хочет,
Живот у той испорчен шрамом грубым, и она страшна.
Я содрогаюсь и её целую в губы, ночь уж выпита до дна.
И над тобой одним рассвет на площади,
гремят бидонами на улице молочницы,
Уходит ночь, как черная шалава,
И водка жжет, как годы, как отрава, как жгучая приправа,
как жизнь любви, как солнца жар.
В отель бредешь, стараясь не упасть,
чтоб среди грубых кукол спать упасть,
Божков Гвинеи или Океании.
Прощай. Прощайте.
Солнцу горло стиснуло прощание.


splash page contents