Ощущение удивительной легкости и необыкновенной чистоты. Ощущение минуты, может
быть, единственной минуты в жизни, когда ты не думал о смерти.
И поезд подходил к станции Калачинской.
– А вот интересно было бы знать, какая погода сейчас… ну например, в Одессе, бывает ли
там снег, когда там распускаются каштаны или что там у них распускается? – произнес Коче-
нев, мечтательно глядя в окно, за которым очень медленно кружился густой и пушистый
снег. Густой и пушистый. И при этом Коченев держал в руке стакан с крепчайшим чаем.
– Ну вот, опять начал, залупа ты конская, – у Землероя тоже в руке находился стакан с креп-
чайшим чаем, но не такой, как у Коченева, не граненый, а пузатый – из рюмочной в двад-
цатке, – я ведь сразу знал, что этим сегодня все и закончится! Сейчас он начнет рассказы-
вать, как в самых лучших традициях русской интеллигенции снимал летом дачу в Ельцовке,
а когда ему приспичило ехать в Одессу, оказалось, что единственная подходящая для по-
добной поездки сумка на этой самой даче в этой самой Ельцовке. И он ночью поперся через
кладбище на эту самую дачу за этой вот самой сумкой.
– Ну не совсем так, – улыбнулся Коченев, – туда-то я успел доехать на 17 автобусе, а вот
обратно действительно пришлось бы возвращаться через кладбище, и если бы на Домике
Лесника меня не подобрали какие-то разбойники и не довезли до Ереванской…
– Разбойники его подобрали! – торжествующе объявил Землерой и вдруг подскочил. – А
сова! Сова! Почему ты про сову в этот раз умолчать хочешь? Как на тебя сова огромная напа-
ла? Или не было никакой совы?
– Нет, сова была, – снова улыбнулся Коченев, – или даже филин…
– Филиннн, – пропел Дролери, – заухал старый филиннн…
– Но только она, может быть, и не собиралась нападать, а просто абсолютно бесшумно и
совершенно неожиданно пронеслась над моей головой, и ее перо долго потом опускалось
на мокрый асфальт…
Все едем и едем куда-то, но куда? А по утрам за окнами все то же самое, все тоже самое
черно-белое кино: белый снег и черные стволы деревьев...
– Ну ты, конечно же, помнишь, – как всегда, издалека начал Дролери, – что у спутницы
Будды Амиды бодхисаттвы Каннон-босацу было семь различных ипостасей. И вот одна из
них – Бато-Каннон – это божество-лошадь, которая скачет во все четыре стороны света,
чтобы прийти на помощь страдальцам и прогнать демонов.
– Может быть, может быть, – согласился Землерой и вдруг раздраженно заметил: – вот
только до нас она что-то никак не доскачет!
