– Have you got any money?
– Yes, of course. The money is in my luggage. – Я огляделся с гордостью пассажира чартерного рейса, вопреки ожиданиям доле
тевшего до назначенного места. Я одет в черную кожаную куртку, оставленную у моего питерского приятеля каким-то итальянцем,
и джинсы, купленные самостоятельно на одном из многочисленных саратовских рынков. На голове, как положено, ушанка
|
<...>
Так я прошел таможню. Здравствуй, Франция!
Денег в багаже, разумеется, не было.
|
Сергей ТРУНЕВ
приглашение к путешествию
|
За таможенной дверью встречает сестра, наличные излишни. Не скрывая радости, прощаюсь с гидами, клятвенно пообещав
вернуться к отлету. Заявленные в рекламном проспекте экскурсии в музей парфюмерии и международный центр
бриллиантов не прельщают.
Китайский ресторан в пригороде Парижа. Улыбчивый хозяин, кухня, оставляющая на языке устойчивый сладкий привкус.
Бесплатная рюмка моющего средства на посошок. Я люблю китайскую кухню.
Лицо не умещается в ладонях. Вино в сорокалитровом пакете, фуагра на ломтиках безупречного французского хлеба.
Город качается в мутном растворе тумана. Все машины – иномарки. Париж, сбежавший с картинок, к глянцевому лоску
которых добавить нечего. Первые открытия: а) негры бывают разные; б) горячую воду при мытье следует экономить;
в) французский коньяк не такой хороший, как принято думать, а иногда вообще фуфло.
От третьего коньяка голова проходит. Сестра тычет унизанной кольцами дланью в какие-то заслуженные здания. Вопреки
ее усилиям, меня нестерпимо тянет к китайским забегаловкам. Признаю: я – чуждый культуре плебей, пролетарий
умственного труда, ассенизатор и водовоз. Гран Опера навевает на меня скуку, как барочный свадебный торт, когда
половина гостей уже под столом. <...>
Мне нравится прогуливаться по Сене на речном трамвайчике. Мосты Парижа напоминают мне Петербург. Я ехал в Париж Миллера.
Он ехал в Париж Моэма и Гогена. В остальном преемственность отсутствует: на Пигаль сплошняком кабинеты для эксклюзивного
онанизма. Я разочарован: ни триппера, ни перно, француженки некрасивы.
Вино, креветки, изрядных размеров крабы, выедаемые ложечкой прямо из панциря. Сортир засорился ровно на третий день.
Беседую на английском с французским водопроводчиком, вникая в хитросплетения буржуазной канализационной системы. Пришлось
опростаться в Бобуре. Не знаю, чем это для него обернулось. <...>
В «Ladurie» нас принимают за ирландцев. Здесь понимаешь, что такое настоящий «айриш кафе»: приправленный алкоголем и
пряностями кофе под шапкой взбитых сливок. Этим должны питаться боги, в противном случае их существование видится
достойным сожаления. <...>
Во французском ресторане нас принимают за русских. Джаз-клуб встречает программой из чикагского ритм-энд-блюза,
виски и гарантированного похмелья. Музей Востока пройден на четвереньках под умиротворенными взглядами бесчисленных
статуй Будды и Авалокитешвары. Аз червь есмь … и мне пора возвращаться.
«Приглашение к путешествию» написали сначала Бодлер, кажется, никогда не покидавший пределов Франции; затем – Иосиф
Бродский, в силу известных причин сделавшийся гражданином мира. Третьего не дано.
В аэропорту встречаюсь с группой соотечественников, до отказа набивших сумки французским барахлом и французской
выпивкой. Полупустой, забитый тюками, самолет. Я нервничаю: куда девались остальные?!
Под фюзеляжем взбитые сливки облаков.
Коньяк, хмурые лица таможенников, влажные хлопья московского снега, тающие на щеках.
Таджики в тамбуре саратовского поезда непрерывно смолят траву.
|
|
