Он уезжал из Петербурга в августе, так и не решив мучительный вопрос, так и не сделав окончательный выбор – что, в конце концов, для него важнее и дороже: барокко или классицизм. И вот, прощаясь с Павловским парком, стоя на Пильбашенном мосту, он вдруг с сожалением подумал, что все женщины, с которыми он… как это точнее сказать? с которыми он вступал в связь в Петербурге, увы, не были настоящими, исконными, коренными петербурженками!

В самом деле: Аня из Петергофа на самом деле была из Мурманска, Юля с Аптекарского острова – из Новокузнецка, Ольга с Васильевского острова (он называл ее «Островитянка») – из Харькова, Марина с Пушкинской, 10 – из Абакана, Ксения с Мойки (он кощунственно назвал ее один раз Ксения Петербургская) – из Тольятти, а Фатима с Обводного канала – из Владикавказа. Женщины все были самые разные, они предпочитали разные позы, они носили разное белье (а Юля с Аптекарского так и вовсе не носила), но все они без исключения произносили не Обскóе море, а совершенно неправильно и неверно: Óбское.

И Ирина из Гатчины, с которой все произошло прямо в автобусе во время экскурсии по ночному Петербургу, тоже произносила неправильно: Óбское море. Она пришла провожать его на Московский вокзал вместе с Евгешей и Максом Усанкиным, и, когда поезд уже тронулся, она закричала: «А я приеду к тебе! Я приеду к тебе на Óбское море!»

И ведь приехала!