примечание: италиком выделены комментарии лиц, не принимавших в беседе непосредственного участия.
Иван ЛИМБАХ: Ну, начали с такой концептуальной на мой взгляд реплики... Что в природе никаких оснований для...
вот этой счётности марксисткой... нет. Мы на самом деле со слова «справедливость» начали... В природе у справедливости
корней нет, а куча социальных теорий об этом... И христианство, мне кажется, оно тоже там где-то, вокруг слова
справедливость... И в принципе, любое использование слова «справедливость» – это уход от природных корней.
А по идее, все процессы природны... Мы же всё-таки по базе из природы – никуда не деться...
Евгений СТРЕЛКОВ: Тогда такой вопрос: а мы можем построить социум на других отношениях, кроме вот этой декларации
справедливости? Справедливости либо сейчас, либо в будущем, либо в посмертном будущем... Можно ли построить нормальную
социальную, как сейчас говорят, оптимистическую концепцию, не привлекая вот этого понятия...
Роман СУНДУКОВ: Как это ни парадоксально, но человек с самого начала своей истории был
существом справедливым – напряжение между подлинной ценностью его группового существования и режимом права, режимом
познания, политикой и поэтикой представления выливалось всякий раз в конкретные формы взаимозависимости и доверия
между членами сообществ.
И: Заметь, декларации справедливости нет. Есть декларация прав человека... И декларация прав человека –
она довольно воинственной получается. То есть, если бы каждый ею воспользовался... Она противоречива внутри себя:
«каждый имеет право на...». Вы в одном помещении – каждый имеет право дышать, конечно... Велосипед один – и каждый
имеет право перемещения... Кто первый сел – того и тапки... или как?.. Вся риторика, она вся противоречива, как
все человечьи взаимоотношения... И тихо подразумевает вот это, чего не существует в природе... Справедливость,
так сказать.
Е: Можно ли построить социальные отношения, не привлекая вообще этой категории?
И: Можно, если перестать считать... Что можешь, то и делаешь. И не надо считать – полчаса это заняло
или двадцать часов. Пока же все эконом-системы завязаны на схемы сравнения...
Е: Если мы скажем, что будут лишь уникальности и не будем сравнивать их, то как можно работать
с ними, не сравнивая?..
И: Вопрос про то, как это исполнить... механизм исполнения, учитывая наше такое... слабоумие, что ли,
учитывая очень большую сложность системы, количественную... Значит система эта тут же очень огрублена, доведена
до каких-то счётных факторов; и вырождается от своей стартовой сущности чуть ли не до своего антипода, который
сжирает где-то там стоящие за произнесёнными вещами какие-то возвышенные принципы - что личность ценна, а это и есть,
что каждый уникален, и чтоб его уникальность ценилась...
Е: Я бы тогда так спросил: можно ли регулировать, не сравнивая?
Сергей ТРУНЁВ: Вот это интересная мысль: развести регулирование и саморегуляцию.
Власть боится саморегуляции (простейшие формы которой присутствуют хотя бы в коммунальном быте), поскольку в
перспективе саморегуляция отменяет власть. При этом власть присутствует как внутренний принцип взаимодействия,
а не как внешнее принуждение.
И: Регулировать приходится... В слове «регулировать» уже автоматически сидит власть. Не порядок, а власть.
А в слове саморегуляция - ну, «может ли такой порядок существовать, в котором исполнялось...». Всё равно, это
другое слово - не «регулировать»...
Е: Может ли самоорганизоваться социум без процедуры сравнения, как основной процедуры... и единственной?
И: Слово «сравнение» уже передёрнули в слово «конкуренция». Фильм «Птицы» смотришь иногда? Помнишь, там
сидит такая серая курочка – и два этих индюка, вот они там бьются... Для чего бьются – ну чтобы она сравнила...
А дальше всё пошло по дедушке Фрейду... А сравнение – оно счётное-не-счётное?.. Да просто, отвали, слушай – или убью...
Или пусть она хочет двоих, троих :) Ну я не знаю...
И: Природой заложено вот это: конкуренция... Это понято уже дедушкой Дарвиным – естественный отбор.
По длине перьев, там... это всё многообразно, но как механизм очень просто... Но провозгласить это мы не имеем права,
потому что у нас не только армреслинг, но уже и порох. <...>
Е: Учёные выяснили, что мужчина, когда хочет понравиться женщине, употребляет гораздо большее количество
редких слов – слов из словаря. Можно сказать: луна, он говорит: светило. То есть редкие слова у мужчины – как
длинные перья у самца фазана.<...>
И: Ну, сравнение – это процессное, а справедливость – ярлыковое. Вся политика нынешняя на этом базируется...
Сравнение – это метрология, а справедливость? Вот хорошо или плохо быть более начитанным? Это вообще ни о чём.
Сравнить, больше или меньше слов знаешь – это можно. Я – больше, ты – меньше. Ну и что?
Вообще говоря – ни о чём. <...>
Роман СУНДУКОВ: ...На деле, говоря о справедливости, мы говорим об усилиях самого
человека, о том, что каждому предстоит измениться решающим образом, изменяя свои взаимодействия с другими людьми,
участвуя в узаконивании таких взаимодействий...
Идея равенства вновь зазвучит уже не в границах полисного равенства, не в проповеди христианской любви к ближнему,
и не в экономическом пространстве успеха...
Внешний «равный» гражданский мир защищает право сильного, а к справедливости апеллирует и тот, кто нарушает закон,
подтверждая в своём желании обладать всё большей собственностью в ущерб другому.
Из призыва Платона «лучше терпеть неправое, чем творить его» для нас открывается нечто более значимое, чем пользование
правами – делание правого как органичная ценность новой социальной жизни. Для человека это означает участие каждого
в таких отношениях с другими, когда дело одних не только станет полезно для других, но окажется их внутренне
необходимой частью.
И: И это пока ни о чём, пока не произнесено слово «справедливость». Отсюда же пошло всё это... Национализм
отсюда же берётся...
<краткий спор о том, что лучше: красное или зелёное, жара или холод>
Слово «справедливость» претендует на универсум. А не на процессные поиски равновесия. На самом деле существует
поиск равновесия. Вот было бы это таким универсальным мотивом: искать равновесие. Жара – включим кондиционер,
холодно – включим обогреватель. Это другой мотив – про процессы... Мне кажется, это правильно было бы, если
бы таким социомотивом было бы стремление к равновесию. Именно потому что в целом жизнь устроена всё время в
раскачку, да? Поэтому вносить нужно стремление равновесия, не делая из этого никакого рецепта... Потому
что достигнутое равновесие – это смерть... К этому не призываем. Любой шаг – это выход из равновесия,
но это движение по масштабам, потому что стремясь к равновесию в каком-то масштабе, ты делаешь шаги по нарушению
в другом масштабе. Стремиться достигнуть равновесия и там и сям – это бесконечный процесс...
Е: А внутри оно всё неравновесно, там всё ходит, но в оболочке какой-то... Например социум – это же
оболочка в данном случае...
И: В каком масштабе посмотришь! Семья – это социум. Семья плюс работа... Можно отдельно посмотреть:
вот семья, вот работа – тогда это будет чистый конфликт... Если же пытаться уравновесить – там будет вечная битва
за равновесие.
Татьяна БАЖЕНОВА: Не за равновесие, а за стремление к полноте.
Е: «Полнота» – хорошее слово, но его нужно прояснить...
И: Его можно всю жизнь пытаться прояснять, но это более правильно, чем всю жизнь прояснять
слово «справедливость».
Т: Да, да. Равновесие подразумевает в себе покой... стремление к нулю. А полнота –
это всё-таки не ноль...
И: Да, в этом смысле: равновесие в смысле полноты. Чтобы все части имели свой вес... Нормирующие
коэффициенты найти ко всему что тебе удалось, что по пути в жизни тебе встретилось...
Чтобы твоя система не взрывалась...
Е: В этой штуке все коэффициенты, они не стабильны. Все эти коэффициенты в случае полноты ходят.
И они - сами функции. А в случае справедливости они фиксируются – той же властью, как было сказано.
Власть почему-то берёт на себя смелость фиксировать эти коэффициенты.
И: Ну, у неё же инстинкт самосохранения, чем более зафиксированы эти коэффициенты, тем более – про власть.
Т: Она как раз к равновесию стремится, власть, к неподвижности.
Е: Я хотел напомнить, мы же об утопии говорим, а все утопии делятся на две группы: в одних декларируется
порядок/стабильность, в других – свободы максимальные. <Отступление об утопиях>
Е: Вопрос, как построить рабочую систему с этой декларацией свободы. Потому что другой вариант не проходит.
Как только возникает порядок в этом смысле, сразу власть узурпирует это и из утопии получает антиутопию: тюрьму,
которая хорошо (до поры до времени) работает. Винтики крутятся там... А вот как сделать, чтобы социальная
система работала при декларировании абсолютной свободы, да ещё в разных проявлениях – и семья, и работа – и
ещё всё должно быть неограниченно. Вот как такая штука может, ну хотя бы в принципе, быть. <...>
Cергей ТРУНЁВ: Вы ещё забыли об одном определении свободы, которое совмещает свободу
и порядок: «Свобода есть осознанная необходимость». Прекрасный пример тоталитарной риторики.
И: И тут мы придём к одной сплошной педагогике, потому что искоренить потребительское трудно. Нужно смещать
акценты, чтоб потихоньку что-то там менялось. Если рассматривать нас как животный вид, то там всё через
потребительское работает, потому что стартово мы – биологический вид. Но говорить про искру божью – это
пытаться осмыслять себя как социум, как сообщество – не как вид, род, нация... Человеки – они от животного
отличаются. А чем отличаются? – как раз творческой мерой сознания. В отличие от универсального природного
потребительского. Там дальше можно масштаб системы рассматривать...
Т: А обезьяны картины рисуют!
Е: Обезьяны – да, они уже недочеловеки. А у муравьёв, где очень сложный социум, там творчества нет.
Т: Ну, если говорить о современном искусстве, то можно намазать лапки муравьёв краской, а потом можно продавать
то, что они нарисуют.
Е: То, что «можно продавать» – это не всегда искусство. Для искусства предлагаю определение: честный поиск
смыслов – вот что такое искусство. А то, что сейчас называется искусством, на мой взгляд порой им не является:
либо нет честности, либо поиска, либо интереса к смыслу.
Т: «Честное» – самое слабое тут слово.
Е: А без него никак. Понимаешь, честное – это залог того, что у тебя не будет прагматики этой,
потребительства. Ты можешь вместо «честное» другое слово предложить, но оно будет похожее.
Роман СУНДУКОВ: Выглядящие сегодня утопическими новые формы взаимозависимости и
взаимопомощи останутся для нас запредельными и даже травмирующими – в развитых технологических условиях, – останутся
нежелательными в силу своего сопротивления мейнстриму до тех пор, пока мы не осознаем радикальность необходимых перемен
в способе своего мышления.
И: Ты не для кого-то их ищешь, а для себя...
Е: И этим выполняешь социальную функцию прежде всего, тут нечего себя ругать, что,
мол, такой эгоист.
И: Да, как только попытка наоборот, вот нынешний кризис и есть. Рынок – он сам для себя...
Е: Можем ли мы дать рекомендации какие-то рынку?
И: Рекомендаций дать не можем, потому что педагогики такой не придумано. И мы наблюдаем все дружно,
как эта парадигма потребительская, доведённая до некой идеализации... Демократия как свободный рынок: свобода
потреблять: каждый имеет право потреблять как другой. Оно всё на продажу.
Е: А если скажем «свобода творить», можно ли после такой декларации что-то перестроить в рынке, потому что
без рынка как-то никуда?
И: Не знаю. Почему без рынка – никуда? Он в такую другую сторону может уйти. Ну, слово останется, а
наполнение его станет другое. Сейчас-то в слове «рынок»...
Е: Обмен.
И: Нет, уже давно не обмен! Это про свободу покупать. В кредит, к тому же.
Свобода – раскачали это.
Е: Ведь были какие-то социумы (староверы вспоминаются) закрытые, архаичные, которые не совсем нам нравятся,
жестокость там всегда... но эти общества были альтеративными вот такой декларации права на потребление. Были какие-то
связи, помощь слабому, какая-то общая ответственность. А сейчас – может надежда в том, чтобы работали «субкультуры».
Когда это всё на уровне классов, наций – это вообще кошмар. Если у нас будет множество субкультр – у одного там
рок-музыка, у другого йога... Вот не могут ли эти ячейки стать основой для каких-то других отношений... Как общество
создавать, которое не будет сразу переться либо в тоталитарность, либо в разгул...
Игорь ХАРЬКОВСКИЙ: В природе как раз всё справедливо – победил и порядок, так как
это служит телесности, и сильный в тайге всегда прав. Человеческое сообщество отличается от животных производством и
поддержанием памяти, а носители памяти не всегда сильны. Даже от заботы о стариках и умельцах к повсеместной заботе
о слабосильных детях пришли через тысячелетия.
Но понимание, что развитие общества соотносится с уровнем заботы о слабых, в последнее время, последние пару
тысячелетий, сыграло с обществом злую шутку. Политик, опираясь на слабых, становится сильным и потворствует слабым,
которые по его воле становятся паразитами.
И: Экономические теории используют слова, которые становятся универсальными, скажем, эффективность. Правда
вот этой самой состязательной, сравнительной, конкурентной жизни. Дальше перешли к дедушке Фрейду.
Е: Ушли вроде бы оттуда...
И: А вот никуда от этого уйти невозможно. Ещё есть куча совершенно прозаических задач. А именно: репродукция.
Е: Ну, с прозаическими задачами может наука поможет справиться.
И: Ну, пока число голодающих только растёт. А есть простой вопрос у самки: кто лучше выкормит птенца. Всё.
Е: Так что, безнадёжно что ли? Не должно быть безнадёжности.
И: Пока непонятно.
Е: Я предлагаю как вариант очень сильное членение общества на какие-то ячейки и нахождение какого-то способа
взаимодействия между ними неконкурентного. Если ты собираешь марки, а твой товарищ собирает монеты старинные, у вас
нет конкуренции.
И: Ну ещё что-то зависит от того, Маша из соседнего двора – она любит больше марки или монеты. И тут ваше
взаимодействие мгновенно станет максимальным... Она конечно больше любит монеты, а ты со своими марками Машу любишь
больше, чем этот козёл с монетами. Поэтому ему надо просто дать в лоб. Чтобы он не показывался в машином дворе.
Е: Было сказано, что есть видовые отношения, и там дедушка Дарвин сказал всё правильно. После этого было сказано,
что человек отличается от всех пингвинов тем, что помимо видовых конкуренций у него есть что-то, что мы
называем общинностью... Что это его другая природа. А теперь ты снова сводишь всё к Маше. А это значит – к пингвинам.
И: Почему слово «педагогика»? Потому что когда кто-то рождается, он ещё ничем не загружен. И он будет либо марки
собирать, либо монеты.
Е: Ну.
И: Ну, и чему будем учить-то его – марки или монеты?
Е: Чтобы учить, надо понимать хотя бы, к чему это может привести.
И: С какой позиции?
Е: С позиции утопии, с идеальной, с позиции построения общества, которое не доводило бы до
безумия своё существование.
Роман СУНДУКОВ: Если попытаться сформулировать исторический выбор человека, то это
возможность отказаться от покорения и обладания, от собственности, от мультиплицирования посредством насилия...
И выбрать сопряжение с другими, открыть ресурсы созидания в том, чем можно поделиться с другими.
И: Любые идеальные – это точно до безумия. А вроде как нужно... Мы всего лишь пытаемся, чтобы два мотива
противоположные существовали. Как, чтобы процессы оставались максимально естественными, природными, потому что
от этой основы никуда не деться. Если ты будешь пытаться идеальными, то есть через мозги загруженными вещами их
заглушить, то они сплошными комплексами полезут... Мы же про поиск – в какой-то момент это звучало – своей полноты.
Е: В себе. А когда ты говоришь про педагогику, тут уже есть элемент насилия.
Сергей ТРУНЁВ: Не понимаю, почему насилие обрастает сплошь негативными оттенками. По сути,
оно начинается в тот момент, когда родители бьют нас по пальцам, дабы мы не совали эти пальцы в розетку. Любое
воспитание есть насилие, но без него человеком не становятся.
И: Все, кто мотивом роста заражены, они все между собой договариваются, они ценят друг в друге самость и как-то
могут с этим жить, как бы это поперёк горла ни стояло. Конкурируют про себя, вслух, публично...
Е: И с Машей как-то справляются. Кто-то в монастырь уйдёт... Кто-то выберет вместо Маши Дашу, сознательно идя
на понижение. Но ведь справляются! Люди только и делают, что справляются с инстинктами. Там очень странные,
боковые ходы бывают... вплоть до кастрации, да?
И: Вопрос в том, как заложить посыл к поиску. <...> И чтобы полнота стала более-менее органична...
Е: Мы сейчас к чему пришли. Что в принципе если мы эти точки роста заложим, дальше всё может пойти само собой.
И: По большому счёту, в человеческом смысле, такая интеллектуальная категория стыда есть, чтобы стремиться...
чтобы усилия так были направлены... Чего получится? Ну, у кого получится – у кого не получится... Невозможно поставить
критерии. Законы прописать невозможно – все мы действительно разные. Но вектор...
Т: Мы так к религии приходим.
Игорь ХАРЬКОВСКИЙ: Мне нравится высказывание – Бог творит от полноты. Другое дело, что
и творчество справедливо по природе, но не по мнению обывателя, потому что возникает в неравенстве и служит неравенству.
Выводит из равновесия, но приводит к равновесию...
И: В каком-то смысле... Религия по основе своей пытается исполнить эту самую педагогику... Реально все эти
безбожники, творческие личности – они жутко религиозные люди. Воцерковлённость не так важна. Им близка мысль, что во
всех церквях всех религий про одно речь.
Т: Про поляризацию :)
И: Ну да, в тебе искра божия, ты поляризуйся от этого потребительского к творческому.
Е: И доверяй себе.
И: Да. А церковь исполняет позитивную роль, ограничивая хотя бы механически это потребительство... Десятину
хотя бы отдай!
Т: Все святые – это совершенно самостоятельные люди. Но их голос прозвучал именно в этой определённой системе.
И на их голосах эта система держится.
И: Ну да, кто не ушёл в монастырь, кто в быту работает – ну если здесь такой язык купи-продай, то можно что-то
и на этом языке пытаться... Не в значении стяжательства, а в значении «возможности сделать». Уже в этом языке можно
много чего сделать, третьяковские галереи останутся... Чтобы культуру соблюсти – много ресурса нужно вложить и уже
в этом языке механистическом... На службу чему он поставлен? Он поставлен на службу антиэнтропийному вектору.
Потребительски он энтропийный совершенно, потому что всё разлагается... Стыдно не творить – такого посыла пока
вообще нет. Стыдно много потреблять – это уже есть. Затянуть потребительские пояса для какой-то цели. Я не съем
лишний гамбургер, для того чтобы скопить для... Заради светлого будущего. Это потребление опять же. Не «сделаем
что-нибудь», а ради светлого будущего потерпим в потреблении. Как будто содержание наше – в потреблении. На самом деле,
как только содержание было б смещено в другое, вопрос потребления свою остроту потерял бы. Потому что парадигма
развития через конкурентную экономику – она вынуждает это раскачивать. Это раковая такая ситуация... Это метастаза.
Тупик предыдущего века. Когда началось научно-техническое... А чем кончится этот тупик?.. Вопрос в том, как перейти
от такой системы в другую? Только через глобальный кирдык? Потому что планомерно из того языка те, кто сейчас рулят
в том языке... Кто те? – да вся система управления. Она ж не может взять – и передумать. Только если ей – полный кирдык.
Но ей – в последнюю очередь! Значит вначале полный кирдык всему, чем она управляет, потому что она уж о себе-то
позаботится... Сначала вымрет население, а потом управляющая система. Примерно так устроено. Поэтому, чтобы она
передумала – не знаю, какая часть управляемого должна пострадать... Вот если б каждый думал, как ему своё...
То есть «своё» не как в рекламе: «дайте мне моё порше!»...
Сергей СИТАР: Специфика сегодняшнего момента определяется отделением глобального
политического (и соответственно информационно-коммуникационного) пространства от сферы этического самоопределения
человека, его «духовных исканий», так сказать. То есть вся общественная жизнь, как и предсказал Ницше, вывалилась
«за пределы добра и зла».
Всё уравновесилось, установилась тотальная информационно-коммуникационная горизонталь, и такая «патовая» ситуация
скорее всего предвещает какое-то мощное культурно-экономическое потрясение, радикальную встряску (возможно, фатальную
для больших городов). Но: поживём – увидим, как говорил Чернышевский.
Е: Я вот думаю, эта категория людей: которых мы называем творческими, на которых мы надеемся, не может ли
она каким-то боком...
И: Категории такой нету, творческие зоны есть у всех... У некоторых они могут работать, а потом через пару
лет ты увидишь их закупорившими эту зону... А у некоторых и не откроются.
Игорь ХАРЬКОВСКИЙ: Творчество убивается заботой о всеобщем равенстве в потреблении,
когда конвейер молотит для всех, и ни о какой сложности, наполненности вещи речи не идёт. От кубка к одноразовому
стаканчику, от симфонии к электронной долбёжке. Сложное рождается сложными и совсем не для всех.
Е: Хорошо, те люди, у которых эти зоны работают сейчас. Не могут ли они каким-то боком получить ресурс,
совсем другой чем в потребительском обществе, который не считается в автомобилях «порше» и т.п. Ресурс, который
может стабилизировать – в хорошем смысле – ситуацию, которая сейчас идёт к катастрофе. Тот ресурс, который не
считается в рублях, в ВВП – что это может быть за ресурс? Это может быть чисто интеллектуальный ресурс – притом
никто не отменял, что кушать-то надо. Мы говорим, что у каждого заложена возможность творческого роста, это да...
Опять же теория малых дел... Но когда весь ресурс нынешний сосредоточен у двух процентов, которые совершенно ничего
не будут делать в нужном направлении... это приведёт к катастрофе. Нет ли надежды, что у «пробудившихся» появится
ресурс в другой плоскости, который позволит избежать катастрофы, сохраниться?..
И: Ну, во время войны сохраниться проще... или сложнее. В любом случае – сохраняйся. Вне зависимости – затеют
там войну или не затеют... Не сопрягайся. Это и есть такой отчасти независимый мир. Ну и дальше думай – как добиться
востребованности? То, что должно схлопнуться/выродиться – схлопнется/выродится. Если нет – значит рассуждения не верны.
А если схлопнется/выродится, важно соблюсти тот мир, который ты считаешь правильным: развивающимся, потенциально
богатым, несамоуничтожающимся...
Е: Я не уверен, что эти миры могут быть параллельны, у тех слишком много ресурса – первичного, примитивного
ресурса, все эти банковские системы, ядерные силы...
Игорь ХАРЬКОВСКИЙ: А громадный ресурс – это ведь тоже иллюзия, ведь паразитов надо
накормить. Пытаясь создать новых потребителей, завозят их из стран третьего мира, дают им кредиты, разрушают
собственную культуру. А потребители разрушат любой Рим – и первый, и третий, и четвертый.
И: Посади картошку в деревне – и будь независим.
Е: Ну, это примитивно. Мне нужны книги, да и без интернета сейчас я ничего не сделаю. Одной картошкой сейчас
не проживёшь, правда... Поставлены под удар и хорошие вещи. Интернет – хорошая штука.
Сергей ТРУНЁВ: Это не примитивно, однако, с другой стороны, возврата к натуральному
хозяйству быть не может. Независимость – сравнительная категория. Мы ощущаем себя независимыми, когда не осознаём
глубину родственных и социальных связей.
И: Ты хочешь провозгласить в информационных средах такое же потребление, какое было в материальных?
Е: Да вовсе нет, просто без информации я многого не могу написать.
И: А ты пиши: «вот солнышко взошло».
Е: Понимаешь, все эти аскезы, у них есть недостаток: они примитивны в производстве.
И: То ли недостаток, то ли достоинство – не поймёшь. Потому что уже так загромоздились непримитивным,
что и смыслы все потерялись.
Е: Копаешь картошку, считаешь, что солнышко ходит вокруг земли – как-то мне это не очень...
И: Монастырскую жизнь тебе такую предлагают. Полностью в твоём пространстве. Выход в интернет и прочая-прочая –
одна последняя неделя квартала, всё. И в этот момент выкладывай всё, что наработал... А то есть если тебя отключить
от электричества – ты всё, кончился?
Роман СУНДУКОВ: Выбор, который всегда существует для человека, но который дезавуируется
современной культурой и цивилизационными приоритетами – это не оптимизация рациональных решений и не разыгрывание за
человека выбора (товара, веры и проч.)
Каждому в конечном счёте всё равно приходится делать работу выбора самому.
Е: Ну да, конечно... То есть я смогу беседы поддерживать, но что-то по-настоящему ценное не создам.
И: Давай так: отключаемся от всех этих потребительских радостей, письмо теперь бумажное, две недели ходит,
но туда много чего вложить нужно поэтому. Отчасти кризис связан с раскачкой ритмов, с несоответствием их естественным,
природным ритмам развития клетки, созданием новых кластеров в мозгу... Мысль следующая пришла извне, а ты ещё с
предыдущей не разобрался...
Е: В итоге получится: сидит дикарь у костра, картошку вырастил, немного времени для письма осталось – нет, писать
он разучится без информационного поля. Ну, говорить сможет. Боян такой сидит, сказки складывает... Это новая архаика.
И это доведение до абсурда ситуации самоограничения... Я понимаю, что все эти внешние потоки забирают много,
я сам их минимизировать стараюсь. Но отказываться от всего этого многообразия накопленного я не вижу смысла.
И мне нужен мощный компьютер, который делают другие люди. И они творчески это делают. Другое дело, что делают они
часто не для того, чего надо, а чтобы игрушки, стрелялки и бродилки были, да? Вот как сделать так, чтоб бродилок
было поменьше, а вот компьютеры не исчезли...
И: Ну да, компьютеры делают для стрелялок. А потом один процент их используют для научных задач.
Игорь ХАРЬКОВСКИЙ: Регулирование от латинского «связь»... Связанное общество
подразумевает сложность, а сложность поддерживается законами, обычаями, традициями, памятью в конце концов.
В простом обществе нужна вертикаль власти – как у павианов. Мультикультурность создаёт псевдосложность, пестроту,
размывает главную опору культуры – память. Клиповое, мозаичное сознание в конце концов приходит к стрелялкам,
к равнодушию, начинает любить простое общество...
Е: Сегодня один процент, завтра полпроцента... И это тенденция...
Т: Ну видимо всё идёт к созданию мира компьютерного, и там всё будет...
Е: Да мир-то примитивный. Стреляют только. И бегают ещё.
И: Ну вот модель – из восьми миллиардов останется два. И важно не попасть в те миллиарды, которые сократятся.
Е: Да ладно, попадём – не попадём. Вот те бы, что останутся, они бы другими были, чтоб не только стрелялки
и пыхтелки у них...
И: Ну, какое-то решение проблемы тем не менее.
Е: Ну, моему сознанию это претит, чтоб были положены шесть из восьми. Жалко их.
Этот сценарий очень грустный.
Роман СУНДУКОВ: Эксклюзивное потребление обернётся игрой в общей системе обозначений,
не чем-то нужным «для себя любимого», а выполнением социальной роли в символическом обмене товаров и услуг.
А нарочитое потребление столкнется со своим удивительным следствием – постоянно усиливающейся нехваткой, которая
втягивает все ресурсы человека, порождает невиданный дефицит пространства и времени, энергии и информации.
И: Грустный. Но актуальный. Вот давайте выпьем. Без всякого компьютера, честно так, чокаясь...
Е: Актуальный. Но насколько неизбежный?.. Выпили, я смотрю?
Т: Ещё не все.
И: Тогда за Черногорию!
|
|
