splash page contents

В ПОИСКАХ
СОБЕСЕДНИКА?
Максим КРОНГАУЗ
авторизированный конспект лекции
Человек учит обезьяну разговаривать по-человечески уже больше века. И добился больших успехов. Хотя начиналось всё не слишком удачно. В начале XX века Уильям Фернесс купил взрослых орангутанов и шимпанзе. Самка орангутана за 6 месяцев научилась говорить «dad», потом «cup», потом в процессе обучения межзубному звуку скончалась от пневмонии. Шимпанзе в течение 5 лет не смог овладеть словом «cup». Я понимаю, что это звучит и комично, и трагично одновременно. Но, кажется, именно так и устроен этот, на первый взгляд, исключительно научный эксперимент. Когда читаешь книги о лингвистических экспериментах над обезьянами, отчётливо видишь, как за научным текстом скрываются разнообразные литературные жанры – от комедии и мело-драмы до подлинной трагедии, только не человеческой, а обезьяньей. И эта составляющая воздействует на читателя почти как художественное произведение.
Об этой стороне экспериментов я и хочу рассказать, но совсем избежать научной тематики не удастся. Какова основная цель исследования? Над какими вопросами учёные бьются на протяжении около ста лет? Главных вопросов, собственно, два. Во-первых, обладают ли обезьяны мышлением? Во-вторых, могут ли они использовать язык?
Два ключевых вопроса не столько стимулировали поиск прямых решений, сколько побуждали уточнять, развивать и отчасти переосмыслять сами понятия «мышление» и «язык».
В истории экспериментов было два решающих прорыва. В какой-то момент учёные поняли, что строение обезьяньей гортани затрудняет произнесение звуков человеческой речи. Когда же в качестве языка-посредника были предложены «беззвучные» (жесты глухонемых, изображения на жетонах или компьютерные символы), дело пошло значительно лучше.
Другим прорывом стал переход в обучении от взрослых к юным обезьянам, взятым исследователями в свою семью. Важной вехой стала публикация в журнале «Science» в 1969 году статьи супругов Гарднеров, в которой они рассказали о воспитании и обучении языку самки шимпанзе по имени Уошо. И всё-таки потребовались годы работы с разными обезьянами и тысячи экспериментов, чтобы достичь языкового уровня 2-2,5-летних младенцев. При этом скептики продолжали говорить о нестрогости экспериментов. При естественном общении обезьяны черпают информацию не только из языковых знаков. Они обращают внимание на нюансы поведения, непроизвольные движения, взгляды и многое другое.
Чтобы говорить о коммуникации исключительно с помощью выбранного языка, нужно отсечь все дополнительные факторы. Но наибольшие успехи во взаимопонимании достигаются именно при естественной коммуникации, причём не только у обезьян, но и у людей.
Стоит отметить самые интересные лингвистические достижения обезьян. Это, прежде всего, использование «человеческого» языка в общении между «говорящими» обезьянами, а также элементы внутренней речи, точнее, разговора с самим собой и, наконец, передача языка следующему поколению.
Поразительны свидетельства об обезьянах, рассматривавших иллюстрированные журналы и обсуждавших картинки друг с другом с помощью языка жестов. Не менее выразительны случаи, когда обезьяны в одиночестве рассматривают такие журналы и комментируют их жестами (по-видимому, для самих себя). О целенаправленной передаче «человеческого» языка от старшего к младшему поколению обезьян говорить нельзя, но зафиксированы, хотя и крайне редкие, ситуации обучения молодых сородичей единичным жестам.
Следует отметить и особую психологическую подоплеку этих исследований.
Учёные противостоят мнению большинства, отказывающего животным в основных способностях – мыслить и говорить. Они не столько исследователи, сколько педагоги, формирующие подопытных по образу и подобию своему. Фактически речь идёт о наступлении на человеческую «особость».
И это наиболее сложный момент исследований. По существу изучаются не реальные способности обезьян, используемые ими в жизни, а способность их к обучению. Обезьяны, прошедшие эксперимент, изменяются настолько, что их уже нельзя в полной мере считать обезьянами. Приведу два примера, позволяющих, как мне кажется, говорить о драматическом аспекте этого направления науки.
Вот история обезьяны Люси, участницы экспериментов, овладевшей небольшим лексиконом. В 13 лет её отвезли в Африку и выпустили на волю. Вначале она отказывалась собирать фрукты и просила еды у людей. В первый раз Люси согласилась сорвать с дерева плоды лишь после того, как ей дали лестницу. Постепенно она освоилась и даже заняла важное место в обезьяньем сообществе, но когда через полгода люди приехали снова, попросила забрать её. И в дальнейшем она охотно общалась с людьми жестами, но уже не стремилась остаться с ними.
В конце концов, Люси была убита браконьерами. Из одного примера не стоит делать глубоких выводов, но всё-таки остаётся ощущение, что мы имеем дело с не вполне обезьяной. Её интеллект выше интеллекта сородичей, что позволяет ей занять в их обществе привилегированное положение, но сама себя она к этому обществу не относит (в отличие от людей, что только подчёркивается случайной, но от этого не менее трагической смертью).
Второй пример касается самоидентификации «говорящих» обезьян. Обезьяна по имени Вики никогда не имела контакта с живыми сородичами. В ходе эксперимента классифицируя объекты, она причисляла себя к людям, а изображения других обезьян относила к одной категории с домашними животными.
Порой кажется, что во всех этих опытах человек не столько налаживает контакт с другими разумными существами, сколько изменяет эти разумные существа, приближая их к себе. Это сознательное изменение заключается прежде всего в том, чтобы передать им самое важное человеческое достижение – естественный язык. Оказывается, что в некоторой, пусть ограниченной, степени высшие обезьяны способны принять этот дар. Конечно, вопрос, приносит ли он им счастье, остаётся за пределами научного исследования. Но наиболее сильное впечатление состоит в том, что приняв этот дар, обезьяны отчасти перестают быть обезьянами, хотя так и не становятся людьми. По крайней мере, в глазах самих людей.
splash page contents