Проект «Homo Lignum, проблемы выживаемости физиологии и погребения», возник в 1996 году. Первым шагом в осуществлении
этого проекта была выставка «Лигномания», имевшая место в галерее «XL» в марте 1996 года.
С течением времени характер этого проекта достаточно видоизменился. В 1998 году в солнечной и живописной Умбрии появился
на свет мрачный персонаж – Николай Иванович Борисов, и были написаны «избранные места» из его дневника. Хотя Борисов в
своих записях и приоткрывает дверцу в самые тёмные области своего естества, в жизни он остаётся скромным и неприметным
бухгалтером мебельной фабрики. Его можно поставить в галерею «маленьких людей», ведущих свою родословную от Акакия
Акакиевича Башмачкина, порождённого пером Гоголя.
Сам по себе текст дневника содержит сопоставление восточного и западного модернистского дискурса. Сопоставление это обрамлено
двумя знаками: с одной стороны имя Николай дано «герою» в память о Николае Васильевиче Гоголе, с другой, текст кончается
фразой, представляющей собой слегка видоизменённую запись, которой заканчивается дневник Франца Кафки.
Борисов стремится уйти от окружающей его действительности в мир Леса, ему кажется, что сам он то ли состоит из древесины,
то ли титаническими усилиями должен в неё превратиться. Гинекологическое кресло является прообразом «машин дыхания» – по
сути дела, различных пыточных инструментов, с помощью которых он пытается изменить свою плоть.
Томас Манн когда-то сказал, что мир души есть мир болезни. В инсталляции мы окружены болезнью Борисова. Внешне, медицинским
языком, её можно охарактеризовать как садомазохистический обряд с использованием образа Буратино-Пиноккио. Но история его
души, воссозданная по отрывочным дневниковым записям, полная противоречий и темнот, сочетает крайнюю грубость и утончённость
восприятия, аскезу и бесстыдство. Эта история содержит загадку, распутать которую предстоит каждому, кто с ней
соприкоснётся.
|
|
ИЗБРАННЫЕ МЕСТА ИЗ ЗАПИСЕЙ
НИКОЛАЯ ИВАНОВИЧА БОРИСОВА
или тайная жизнь деревьев
фрагменты |
15/09-1956. Стал вырезать из липы маску Буратины, чтоб на себя надевать. Примерил – мала оказалась...
Не то что ожидал. Ведь думал: одену – прирастёт. Плохо она на мне держится.
14/10-1956. Всё же сделал я маску, но из папье-маше, а нос по всей длине липовым оставил.
18/08-1964. ...Ещё когда отец на мебельной фабрике работал, я всё его просил меня взять на производство.
Было мне лет семь-восемь, когда в цеху увидал, как стружки со стола льются потоком, а по тем временам стол был,
будь здоров, огромный, и рубанок ПР 18, машина серьёзная... Так вот, когда я это всё в первый раз увидал,
то всё вокруг потускнело для меня. Только и видел перед собой этот поток, как свет какой-то. Помутилось всё во мне,
и я в этот свет вошёл. Помню – покалечился я тогда прилично. Мне механический рубанок по голове проехал по касательной,
спасибо жив остался. Два месяца в больнице лежал. С тех пор головные боли начались.
18/04-1965. Фотографии меня всё больше занимают. От них вреда нет, как от людей... Я у Эпова за две бутылки «Фотокор»
получил. Это аппарат довоенный, раскладной, с мехами. Снимает на пластинки стеклянные. И пластинок для него накупил в
военторге, уценённых, по 20 коп. за пачку. На пластинках негативы очень хорошо разглядеть можно. Меня это уже давно
интересует. Так я понял, что не всё с негатива на бумагу переходит. А, может, самое главное остаётся... разглядываю,
сравниваю. Я с этих пластинок хочу добиться, чтобы всё переходило. И займусь серьёзно. Потому что я давно заметил:
вот приглянулось мне дерево, я с ним пообщаюсь, то да сё, словом, всё как надо. Потом снимок на память делаю.
А когда фотографию получаю – небо и земля, даже сравнивать бесполезно. А всё потому, что негатив отдавать всё не хочет.
Может, там соглашение какое существует. Не даром у меня в голове всё крутится: «Тайная жизнь деревьев».
27/06-1965. Вот умру я, и забудут все, что жил такой человек на белом свете Борисов Николай Иванович. Ни детей нет,
ни родни.
Друзей не было и нет. О женщинах и не говорю. Племянник один, где-то болтается, он, поди ты, и имени моего не
помнит. Деревья – дело другое. Может, я в дерево потом и превращусь. Но с людьми у меня связи не вышло. Что могилки
у меня не будет, это меньше всего меня интересует.
Но должно ведь какое-то моё обозначение тут остаться? Вот от дяди
Жоры от трости рукоятка, от мамочки все вещи берегу. Может, когда человек с того света приходит, ему его знак какой-то
тут необходим. Но нужно тайный знак сделать, чтобы никто этим воспользоваться не сумел, и поиздеваться не смог. Вот и
родилась у меня мысль, чтобы снял бы я себя сам во всех видах на эти самые пластинки фотографические. Но так бы сделать,
чтобы только на негативах стеклянных моё изображение осталось. А напечатать его невозможно, негатив не отдаст. А я сам только себе виден останусь. Потому что я этому научился, техникой
такой владею.
04/04-1967. Вынес ночью шкаф, он только место занимает. Мне простор в комнате нужен, больше воздуха. Уже почти
собрал ложе напольное, для дыхательного аппарата.
Получилось массивное: доски-шестидесятка, сосна выдержанная. А запах,
как в лесу. Я его еле двигаю, такое тяжёлое. Текстура древесной породы видна отлично. Я уже с него две коробки фотопластинок
отснял. Потом буду моё скрытое изображение на них получать...
Публикуемы фрагменты найдены при разборке антресоли в коридоре бывшей коммунальной квартиры, расположенной в шестиэтажном
доме (№15) по Хлебному переулку. Архив находился в двух фибровых чемоданах, перемотанных старым электрическим проводом.
|
|
