Сначала о термине. «Книга художника» является переводом с французского «livre d’artistе» и английского «artist‘s book». Однако эти термины — вовсе не эквиваленты. «Livre d’artistе» восходит к началу века и обозначает традицию коллекционных изданий, ведущую свое происхождение от издательской деятельности Воллара. В жанре «livre d’artistе» работали такие знаменитые художники, как Арп, Миро, Пикассо и Матисс. «Аrtist book» — термин гораздо более молодой, он возник в середине 1970-х годов, когда по университетам и музеям США прокатилась волна небольших выставок, посвящённых экспериментам художников с книжной формой. Русский термин «книга художника» не только объединяет оба эти понятия, но явно претендует на большее, обозначая также и книжки русского футуризма, машинописные сборники самиздата и постконцептуальное творчество художников. Такая всеобъемлемость термина даже вредна — уж очень разные вещи оказываются рядом: уникальные роскошные издания соседствуют с бедной, склеенной из папиросной бумаги тетрадкой, литографированные, раскрашенные от руки книжки — с объектами из бумаги и картона, а порой и из других, не совсем книжных материалов. «Книга художника» — не вполне искусствоведческий термин, скорее, это метафора для определения ещё не вполне сформировавшегося явления в художественной ситуации.
Настоящая выставка представляет лишь небольшую часть «книги художника». В основном в неё вошли произведения, в которых художник сам становится рассказчиком, писателем. В историях художников парадоксальным образом переплетается личное и социальное, что характерно для русского искусства сегодня. Выполненная по всем законам «livre d’artistе» книга Леонида Тишкова «Хрустальный желудок ангела» восходит к сюрреалистическим книгам-объектам в коробках. В ней присутствуют и реальные воспоминания художника о детстве, прошедшем на Урале, и его фантастическое допущение о наличии и волшебных свойствах внутренних органов небожителей.
На грани между концептуальным и образным искусством балансирует Игорь Макаревич. Созданный его воображением Николай Иванович Борисов имел, тем не менее, вполне реальное время и место обитания и даже оставил дневник, который является вещественным доказательством реальности персонажа.
Среди художников, создающих свои мифологии, — Ольга и Александр Флоренские. Их книга, документирующая путешествие авторов по Германии, обыгрывает немного наивный взгляд русского на Европу. Еще один дневник путешествий — работа поэта и художника Андрея Стрелкова «Тибетский дневник».
Романтика путешествий, романтика природных стихий — ведущая тема этой экспозиции. Сами названия работ говорят за себя: «Воды» украинского художника Павла Макова, «Проза о транссибирском экспрессе» Блеза Сандрара Юрия Гордона, «Письмо для Неба» и «Воздушная Арктика» Евгения Стрелкова, «Воздушная азбука» Николая Олейникова и Елены Спириной, «Окно на север» Михаила Погарского и, наконец, «Картины ветра».
Последний проект, выполненный совместно тремя художниками, раздвигает и без того неопределённые границы термина «книга художника». Он включает шелкографии — копии рисунков, которые в ветреный день на крыше дома были нарисованы ... ветром. Видеозапись этого процесса прилагается к книге и демонстрируется на выставке.
На протяжении всего ХХ века «книга художника» то явно, то почти незаметно сопутствовала мeйнстриму актуальных направлений в изобразительном искусстве. В России конца 1980-х — начала 90-х книжная форма стала чрезвычайно привлекательна для художников, поэтов и писателей. Художники используют и форму книги, и её элементы — печать, бумагу, шрифт, рисунок и структуру, и шире — сам образ книги.
Настоящая выставка объединила художников из России — Москвы, Санкт-Петербурга, Нижнего Новгорода — и Украины — Харькова и Львова.
Это не случайная география. Из Москвы когда-то был выслан во Львов первопечатник Иван Фёдоров, создатель первой русской малотиражной книги «Апостол».
Общее в столь разных экспонатах выставки — это психологическое наследие эпохи долгого и полного государственного диктата над тиражированным искусством. Желание создать свою собственную историю приводит художника к тому, чтобы использовать книжную форму для автономного высказывания.