Развитие прагматичного отношения к книге, при специальной позиции церкви и идеологов, привело к тому, что при росте тиражей рос и идеологический контроль, и технологический прессинг полиграфического производства. В таких неестественных условиях выживала рукописная книга со времен начала книгопечатания при династии Тан. С тех пор опыт цивилизации корректируется заказчиком новой книги, находящимся под ее же неоспоримым влиянием. Унификация шрифта, композиционных и графических приемов, форматов и материалов служит огромному количеству идеологических и технических ограничений. С потерей пластичности рукописного языка апологеты новой книги обречены вести бесконечную борьбу со стагнацией книгоиздательства. «Исключительное умножение одних и тех же вещей, как бы они ни были ценны, было бы излишеством, было бы бедностью. Иметь в своей библиотеке тысячу книг Вергилия, хорошо переплетенных... Назовут ли это разумным?» – справедливо замечал Лейбниц. Сакральная идея книги размывается экономикой производства, в результате чего ротационные машины изрыгают белесого мутанта, покрытого унылой угреватостью шрифта. Недолговечность кислотных монстров отвечала чаяниям книгоиздателей-тщеславцев и авторов-ренегатов, ушедших на службу новой книге. Однако пытливый оппонент может заметить, а не является ли вышеозначенная точка зрения инспирированной новой книгой? И будет прав! Победа новой книги иллюзорна вследствие иллюзорности информации, содержащейся в ней, несмотря на гутенберговские просветительские амбиции. Даже образцовый и старейший пример книгопечатания – «Библия» – до сих пор не издана в адекватном первоисточнику состоянии. Эти проблемы никогда не стояли перед рукописной книгой, где «издателем» был собственно автор. Сопротивление рукописной книги проявлялось во многом.

Фразовое /идеографическое/ письмо доколумбовой Центральной Америки, в Восточной Азии понятийное /словесное/ письмо вполне функционально до сих пор. Истинные знатоки рукописной книги могут наслаждаться нефонетическим рисуночным письмом эскимосов, а ценитель информации, неудовлетворенный тотемическим знаком над головой, может обратиться к звуковому ребусу ацтеков. И даже деградация короля Нджоя становится понятной при сравнении второй и шестой ступени бамум. Ценность рукотворной книги заключается в максимальном контроле параметров рукописи автором. Привлекательность рисуночного письма Фестского диска не в его загадке, но в его уникальности. Прогностические исследования показывают, что с развитием высоких технологий в информатике новая книга вытесняется более емкими, удобными и дешевыми носителями и технологиями. В свою очередь, виртуализация информации позволяет считать рукопись последним звеном, связующим нас с реальностью. И мы надеемся, что в ближайшем будущем нас ждет несомненный апокастасис рукописной книги.