Роза Ивановна, хозяйка магазина «Штаны» (1960-1970-е)

Дожив до старости,
некоторые продолжают пить молоко.

Начинавшийся день неповторимым волжским восходом солнца равно золотил как купола голубой церкви, так и трущобы Глебучева оврага, с его вонючей речушкой Говняевкой, разбросанными где попало покосившимися домишками, отупевшими от вони жителями и страшными легендами времён Пугачева.

Если бы Патрик Зюскинд, написавший своего «Парфюмера», хотя бы раз вдохнул запах зловония сточной канавы Глебучева оврага, то саратовские пары заняли бы первое место в мире по ингредиентам.

Питейный магазинчик «Штаны» являлся достопримечательностью оврага. Находился он на развилке дорог, голых, как лобок одалисок, невидимой нитью соединяя святость и порок.

«По костям, по костям, по костям», – тыча скрюченным грязным пальцем, возвещала каждый божий день местная юродивая, приветствуя собравшихся со всех концов Жёлтой горы любителей зелёного змия. Хмурые, жаждущие алкоголя люди поднимали свой тяжёлый взор на окна второго этажа «Штанов», где за пять минут до открытия появлялся когда-то принятый в советскую семью корейский юноша Толя. Белая фуражка на чёрной голове, диковато раскосый взгляд, мускулистый загорелый торс и пронзительный разбойничий свист приводил пылающий похмельный синдром толпы в предстартовое состояние. Ассортимент магазинчика в то тревожное тоталитарное время, когда жителей менты хватали за сводное времяпрепровождение, шедшее в разрез постановлениям Партии, мог удовлетворить любой покупательский спрос: начиная с любимого простым людом «Кавказа», «Солнцедара» и несравненной «Анны Павловны», до изысканного пятизвёздочного армянского коньяка.

Открытие «Штанов» сопровождалось не только разбойничьим свистом юноши Толи, но и появлением хозяйки магазина Розы Ивановны. Властные плечи ее величественно выходили из подсобки со своими амазонками, которые через несколько секунд должны были «отстрелять» неприятно пахнущую массу. Роза Ивановна хмурила соболиные брови, подрагивала чувственными ноздрями, недовольная чем-то. Ослепленные татарской красотой и блеском бриллиантов хозяйки (ходила байка, будто когда обворовали квартиру Розы Ивановны, взяли всё – магнитофоны, вилки-ложки, золото, а вот бриллианты оставили, подумав, что стекло, фальшивка – таких размеров они у неё были), мужики расслаблялись несбыточным желанием. Неизвестно откуда звучали нарастающие звуки любимой песни Розы Ивановны:

как генералиссимус на острове Тайвань, она отдавала последние распоряжения своей армии, звенел серебристый колокольчик, и народная копейка перекачивалась из карманов в кружевные фартуки продавщиц.

Летальным исходом закончилась в 19 лет жизнь в Советском Союзе корейского юноши Толи, похожего на персонаж Киплинга, с необыкновенными раскосыми глазами и торсом Давида, – русские горячие парни посадили его на финку, не допустив корейскую любовь к советской девушке.

Сидя «на балюстраде своей загородной виллы», в окружении «придворных дам», самая «крутая» из катемардан (в переводе: татарская женщина) и поныне здравствует, любуясь ярким оперением прошедших лет...

Потоки грязных сточных вод Глебучева оврага подмыли фундамент «Штанов», и о бывшем его ассортименте на дне разбитой жизни говорят лишь одинокая пуанта «Анны Павловны», этикетка с белыми горами и засохшим колером «Солнцедара» – раритетные экспонаты местных «археологов».