Меня с Володей связала горячая дружба, родившаяся на почве общей страсти охотника, когда мы в одно из воскресений познакомились на Верхнем базаре у Телегинских лабазов, где велась торговля певчими птичками и где среди торговавших главенствовали тогда знаменитые в нашем городе птичники Алексей и Павел Феврали.

Знакомство состоялось в тот памятный ясный морозный день, когда старший брат Павел отказался скинуть с запрошенных двадцати пяти рублей за пойманного в феврале жаворонка купцу Шерстобокову.

Помню, как мы стояли тогда с Володей в переднем крае обступивших купца и птицелова охотников и вместе со всей толпой были поражены, когда Павел дрожащими от волнения руками выхватил клеточку с бившейся в ней птичкой у купца, который протягивал охотнику две красные бумажки. Спрятав деньги в карман, купец с издёвкой процедил: «Боле двух красных, зарежь, не дам, а ты сдохнешь, а птицу не выпустишь!», и тогда Павел, дёргаясь от охватившего его негодования и амбиции, просунул в клетушку руку, схватил птичку и, подняв её над головой, раскрыл ладонь. Птичка, почувствовав волю, тут же порхнула и зазвенела в ярком солнечном небе торжественными трелями, навсегда прославив в среде охотников славное имя птицелова.

Ёжась от захватившего нас волнения и восторга, мы с Володей взглянули тогда друг на друга и увидели, что у обоих в глазах стоят слёзы.

А кругом шумела и гудела толпа охотников, издеваясь над посрамлённым купцом, торопливо запахивавшим длинную, почти до пят, чёрную, на волчьем меху, шубу, старавшимся поскорее уйти от позора, понесённого им от бедного птицелова.