DIRIZHABL 7: Page 49
Москва-Нижний
И все-таки бывают, бывают в поездах приключения духа. Ситуации, которые меняют самооценку, заставляют увидеть в себе другого человека, которого никогда в себе не замечал.
Позади трудный день и три часа на вокзале - больше не было сил куда-то идти, только стоять и ждать.
Я с детства не любила ходить на демонстрации. Почему-то от возбужденной толпы, запаха перегара, махания флажков какое-то муторное ощущение, что они все вместе, им весело, а ты совершенно чужая, никому не нужная. Уйдешь - не заметят, а может и вздохнут с облегчением очищенные от инородных элементов сплоченные ряды. Ни разу у меня не получилось то, что всем остальным дается так легко - слиться, попеть со всеми, покричать через незнакомые головы: «А наши-то где? Наших не видали?», почувствовать себя частью. Но на демонстрацию можно не ходить, увернуться от профорга отдела, собирающего подписи на списке отдела («все должны быть!»), потом сослаться на маленьких детей, а через несколько лет и совсем выбросить эти дни из списка праздников «в связи с изменением политической ситуации». А вот куда деться от вокзальной толпы, от людей, которые протекают мимо тебя раз и навсегда, тащат вещи, шаркают ногами и месят круглогодичную вокзальную грязь, кричат на детей, жуют. И стоишь в уголке, где потише, отстранясь не только от них, но и от себя. Неужели это я? Неужели всего в четырехстах километрах ждут меня муж, сын и дочь, совсем уже взрослые. Ведь только вчера я стояла перед зеркалом и думала:
- Почему я самая маленькая в классе? Неужели я больше не вырасту?
И вдруг здесь и через много лет. И как я тут оказалась, и куда делись все те дни, которые отдалили меня от той девочки? И вообще - как это все получилось? Ведь я даже не в состоянии вспомнить шаг за шагом все разделяющие меня ту и эту годы. Как изменилось все - взгляды, отношение к людям, литературные вкусы, газеты на лотках и плакаты. Откуда взялся этот прагматизм, эти крутые ухватки в борьбе за выживание «не хуже других»? Может быть, даже мечтала о чем-то, только, честное слово, не помню о чем. И никто давно не замечает во мне маленькую девочку и не умиляется «надо же, какая маленькая, а умная», и принимают всерьез и на равных серьезные и пожилые мужчины. И конкуренты, и недоброжелатели, не делая скидок, бъют наотмашь и по-мужски, да и я, често говоря, отвечаю тем же, хотя иногда и читаю в интервью деловых женщин о том, что нужно играть по другим, по каким-то «женским правилам».
В купе входит хорошо одетый, ухоженный мужчина лет сорока пяти.
- Здравствуйте.
- Добрый вечер.
- Вы из командировки, видимо, устали? Я бы запретил начальникам посылать в командировки таких очаровательных женщин. Это бессердечно.
- ??
- Вам принести чаю?
Ну-ну. Этого еще не хватало. Давно я не чувствовала себя так неуютно в купе. Любезность тона обязывает отвечать, но как? Давно никому не удавалось так мимоходом навязать мне непривычную, раздражающую роль. Надо собраться и представить себе, что я ... ну не знаю. Ну заведомо не то, что я из себя представляю последние лет 7-10. В конце концов даже приятно, если конечно, напрячься. Интересно, а он-то кто?
Необременительный разговор о книге у меня на коленях, взаимооценка эрудиции. Две пожилые тетки - соседки по купе, переглядываются и поджимают губы. Но слава богу, проводница собирает билеты, выключают верхний свет и можно, наконец, стащить промокшие за день в московской грязи сапоги и вытянуть гудящие ноги.
Утро. Дзержинск. Как пограничная застава он всегда возвращает меня к текущим делам. В голове график встреч на сегодня, в записной книжке заметки с конференции, которые надо расшифровать, пока подробности не вылетели из головы. А то при моем-то почерке через неделю сама не прочту, что написала.
Предыдущая
